Если имеется потребность ненавидеть, то повод найдется всегда.
По этой причине список людей, которых я готов толпами отправлять
в концлагерь или даже расстреливать, никак не может закончиться.
Да, да, эти отвратительные личности, которые вылезают с презер-
вативами в разных вариациях на экраны телевизоров и на плакаты в
метро. К презервативам имеются приписки, вроде "Я жил, как хотел,
и думал, что меня это не коснется, а тут вдруг случился бздепец".
До этих уродов не доходит, что их пропагандистские опусы попадают
на глаза детям, и у тех могут возникать всякие вопросы, на
которые родителям трудно давать недурацкие ответы. Ведь от детей
надо до поры до времени скрывать, в каком уродливом мире им
предстоит жить.
Этим кормящимся от псевдоборьбы со СПИД негодяям чихать на то,
что от их возни "информационное пространство" пачкается образами,
отнюдь не располагающими к возвышенным движениям души. Некоторым
из них и в самом деле невдомек, что тот расхлябанный, полупья-
ный, счастливый дурачок, которого они пытаются пронять, а на
самом деле выковывают (доформировывают, плодят), своей дебилизи-
рующей рекламой, не может не цеплять вируса СПИД при всяком
удобном случае; что СПИД -- неизбежное приложение к тому раскре-
пощенному западоидскому образу жизни, который они считают пра-
вильным и при котором каждая сволочь может кричать про то, о чем
приличные здравомыслящие люди не считают допустимым говорить
публично, не удостоверившись, что их аудиторию составляют только
те, кого они хотят информировать.
* * *
А вот еще пример "антиСПИДового" лозунга с подрывного плаката:
"Идя на прогулку, не забывай о головном уборе". Я бы отрывал за
такие лозунги голову. Или отстреливал головку. Этот лозунг -- то
же самое, что и кампания против курения несовершеннолетних,
осуществляемая производителями сигарет. Прививать представление
об "этом" как о прогулке значит обеспечивать самое главное усло-
вие для распространения СПИД.
* * *
А вот еще листовочка: "Из-за того, что ты работаешь с ним в
одном офисе, ты СПИДом от него не заразишься". Наверное, автору
она кажется остроумно-снисходительной. А мне она кажется глупой и
деструктивной. Во-первых, если работать с "ним" в одном офисе, то
вероятность ситуаций, в которых можно заразиться от "него"
СПИДом, всё-таки возрастает. Во-вторых, "он" должен чувствовать
значительный социальный дискомфорт, поскольку только в этом
случае у других укрепляется желание не оказаться на его месте.
Вообще, чем они лучше туберкулезников и сифилитиков? Если их так
много и они такие хорошие, пусть создадут отдельное общество.
Можно пожертвовать ради этого куском чьей-нибудь территории, хоть
и жалко. Кстати, если бы с ними не церемонились с самого начала,
то наверное, никакого СПИДа уже бы не было. И еще. Когда они
станут большинством, вопрос о работе с ними "в одном офисе"
снимется сам собой. Тогда уже они будут решать, работать ли им с
тобой в одном офисе.
Не призывайте меня уважать самого себя. Я знаю, что такое
"беречь себя", но не знаю, что такое "уважать себя". Может, это
что-то вроде онанизма? А если вы понимаете под этим "уважать
себя" всего лишь самомнение, то оно у меня (не сомневайтесь!)
бывает иногда настолько высокое, что хуже, наверное, уже некуда.
Но это мнение -- обо мне, а не о вас.
А еще вы иногда почему-то выражаете желание, чтобы я вел себя,
как джентльмен. Да я и сам не сильно против. Но мне ведь отказано
в поместье, в принадлежности к "высшему обществу", в праве ноше-
ния шпаги и т. д. Иначе говоря, ничто не накладывает на меня
морального обязательства быть джентльменом и не обеспечивает меня
для этого ресурсами. Конечно, можно быть джентльменом, и не имея
поместья, но я не хочу. И неужто если я начну вести себя так, как
джентльмен, то приобрету себе поместье, принадлежность к "высшему
обществу", право ношения шпаги и т. д.? Нет, мне кажется, что я
буду иметь больше возможности приобрести всё это, если стану
вести себя как не-джентльмен. А быть джентльменом вопреки всему
-- это, скажите, зачем? Наверное, чтобы доставлять вам удовольст-
вие? Но лучше я буду доставлять его себе. Вдобавок "джентльмен-
ство" отнимает время и силы, а мне их и без того обычно не хвата-
ет даже на самые нужные вещи.
Вообще, при моем отвращении к избитым интеллигентским фразочкам
это очень неприлично и опасно -- ко мне с ними соваться. Хоть я
не вполне предсказуем, тут и предсказывать нечего: вы рискуете
быть обруганными и даже избитыми так, что станете выглядеть не
лучше этих фразочек.
Хорошие лентяи ограничиваются необходимым, плохие лентяи не
утруждают себя даже таким ограничением. Это про них говорится,
что ленивый делает дважды. Большинство их проблем -- от неспо-
собности правильно выбрать дела, которые можно игнорировать. Они
ленятся напрячь вовремя мозги и потом оказываются вынуждены
напрягать не только мозги, но также руки, ноги и т. п. Они, можно
сказать, представляют собой ленивую разновидность дураков.
О, я не имею ничего против лени в отношении обязанностей,
налагаемых дурацкими законами и дурацкими традициями, но лень в
отношении собственного здоровья, собственной безопасности,
собственных будущих удобств вызывает мое презрение, а если она в
конечном счете причиняет вред МОЕМУ здоровью, МОЕЙ безопасности и
т. п., то и вовсе меня бесит. Но сколь часто люди, изнурившиеся
на соблюдении дурацкого, отдыхают за счет необходимого!
* * *
Чего только не насмотришься. Однажды я даже видел замшелого
дегенерата, который ковырялся в носу, не сняв вязаной перчатки.
Благо, не очень близко от меня.
Все эти чудаки, украшающие мир дураков, все эти возбужденные
энтузиасты с широко раскрытыми глазами, рыщущие в поисках
великих открытий и сыплющие сногосшибательными псевдофактами,
вызывают у меня в основном раздражение. Сколько-нибудь внима-
тельный взгляд на их писанину всегда выявляет такую массу
кричащих ошибок и разных натяжек, что очень быстро становится
ясно: опускаться до их разбора можно позволить себе только за
большую плату. Надо бы придумать для подобной литературы
какой-нибудь ругательный термин. Варианты: абсурдистская, ду-
рацкая, дегенератская, псевдонаучная. Сами-то авторы наверняка
воображают себя "застрельщиками", проторивателями новых путей,
выполняющими важнейшую работу по расшатыванию старых парадигм
и всякому такому. На их фоне писать более осторожно и более
аккуратно уже нельзя: ты будешь блекл, и твои книги не найдут
сбыта.
Я никогда не рассчитываю на то, что кто-то выполнит по отно-
шению ко мне свои обязанности. Мне думается, что с таким подходом
я буду целее, здоровее и спокойнее. Хотя бы потому, что никто не
станет посылать мне мысленно проклятий из-за того, что я напомнил
ему о его неприятном долге. Кроме того, очень многие вменяемые
людям обязанности, по-моему, абсурдны или несправедливы.
Но сплошь и рядом попадаются индивидуумы, которым кажется, что
другие существуют в основном для того, чтобы выполнять свои
непонятно откуда и зачем взявшиеся обязанности по отношению к
ним, -- как будто сами эти любители порядка исключительно
серьезно относятся к выполнению собственных.
Гибель людей бывает зрелищная и незрелищная. Когда сто человек
трагически погибают в течение дня в разных местах, этого никто не
замечает -- потому что это случается каждый день (и не по сто
человек, а больше). Но если сто человек погибнут в каком-то
месте одновременно, начнется всеобщая суета: репортажи с места
события, помощь родственникам от государства, молебны, изменения
в программах телепередач и даже объявление общенационального
траура. А позже -- еще и установка памятника или сооружение
часовни.
Каждый видный деятель стремится отметиться при трагедии: если
не отметишься, обвинят в безразличии, а то и косвенным виновником
назовут, и тогда прощай победа на выборах. Поэтому начинается как
бы массовый психоз сочувствия, хотя в остальное время эти сочувст-
вующие и не догадываются, что можно помогать ближнему.
Получается, что очень выгодно погибать в компании из примерно
20..200 человек. Если трупов будет меньше, на них не обратят
внимания, а если больше, то внимания будет много, но в пересчете
на один труп окажется опять-таки совсем чуть-чуть. Когда гибнут
сотни тысяч, можно и вовсе попасть в общую яму. И в статистику.
Мне наскучило, что в моем отечестве ко мне
относятся с меньшим уважением, чем к любому
юнцу-англичанину, явившемуся щеголять среди
нас своей тупостью и своей тарабарщиной.
А. С. Пушкин (из письма А. И Казначееву,
июнь 1824 г.)
Массовое заискивание перед иностранцами в этой стране порож-
дается двумя причинами: во-первых, глубокой убежденностью очень
многих ее граждан в ущербности местного образа жизни, местного
государственного устройства, местной культуры и т. п.; во-вторых,
не всегда отчетливо сознаваемой надеждой чем-то от иностранцев
поживиться. (Я буду энергично возражать, если кто-то попробует
объяснить это всего лишь вежливостью и любопытством!)
Выйти замуж за придурка из Европы -- пусть он всего только
какой-нибудь хорват с гнусной физиономией -- считается здесь
большим девичьим достижением. А если он и вовсе немец, так кто-то
из подружек или соседок может даже повеситься от депрессии,
вызванной завистью.
Бедность, грязь и грубость, отличающие эту страну, считаются
признаками отсталости. Но при этом все тянутся к утонченности, к
культуре, к Европе. Спрашивается: как же при такой могучей тяге
не могут пересилить себя и просто перестать гадить вокруг? Но,
может, они потому и гадят, что надеются скоро перебраться на
Запад. Сжигают за собой мосты, так сказать.
Есть такой бизнес: присваивать сертификаты. Счастливые облада-
тели сертификатов потом тычут ими всем под нос, пробивая себе
дорогу к успеху. Конечно, всякий хотя бы чуть-чуть сомневается в
том, что они на самом деле обладают декларированными качествами,
но надеется, что есть хотя бы что-нибудь. А некоторые даже не
сомневаются.
Чтобы "раскрутить" новую разновидность сертификатов (внедрить
в массовое сознание представление об их важности и сделать так,
чтобы люди боялись ходить несертифицированными), надо потратить
массу сил и денег, но зато потом можно спокойно собирать урожай
очень много лет. Я уже серьезно работаю над этой темой, потому
что надежный источник доходов мне вовсе не помешает.
Из телевизионных новостей: во Франции резко ужесточили борьбу
с подделкой известных марок товаров. Вещи конфискуются на границе
и уничтожаются. Наказываются даже покупатели поддельных товаров:
они могут получить до года тюремного заключения. Продемонстриро-
вали и устройство, измельчающее поддельные кроссовки и джинсы то
ли из Турции, то ли из Китая. Наверное, в Европе это мыслится как
суровая борьба за справедливый благотворный порядок. Нет, в самом
деле, кто-то в поте лица "раскручивает" свой чёртов "брэнд",
делает его престижным, а негодяи-покупатели потом по дешевке
"престижат" себя этим "брэндом", при этом не только не уплачивая
истинному его хозяину ни гроша, но еще и срывая ему сделки с
честными приобретателями престижа, потому что чем больше
поддельного "брэнда" мелькает на улицах, тем меньше престиж.
Борцы с подделками настолько суровы, что даже решили не посы-
лать этих подделок в отсталые страны (вроде моей) в качестве
гуманитарной помощи.
Я как-то привез из Милана целую сумку неплохих дешевых вещей
с барахолки на улице Папиньяно (рекомендую!), устраиваемой там
каждую субботу. Наверное, среди и них были и поддельные
"брэнды", но я ведь покупал не эти "брэнды", а просто симпатичные
вещи, а на престиж мне чихать. И чихать на то, что они похожи на
чьи-то "брэнды" -- лишь бы эти "брэнды" были не слишком
раскрученными, потому что я ненавижу моду. Но если Европа начнет
"наводить порядок", то такого счастья мне больше не видать, и я
смогу лишь злобно щёлкать зубами возле богатых витрин --
исполненный классовой ненависти.
* * *
И что значит право собственности на "брэнд"? Он ведь не возник
из ничего. Иначе говоря, за ним стоит целая культура, то есть
труд очень и очень многих. Кто-то ведь десятилетиями уплощал
менталитет наций и делал их падкими на разные дурацкие "брэнды".
И, наконец, что случится, если в результате массовой подделки
"брэндов" исчезнут и далее станут невозможными "брэнды" вообще? А
то и случится, что исчезнет и реклама, вбивающая людям в головы
всякие "образы товаров", то есть человеческий мир станет здраво-
мысленнее и честнее. Неужели вам этого не нужно?!
Впрочем, некоторые товары надо, конечно же, уничтожать -- и чем
больше, тем лучше (и по возможности заодно с их производителями и
покупателями) -- но только не полезные и безопасные вещи, пусть
даже и запачканные немного каким-нибудь "брэндом". В конце концов,
"лэйбл" можно и спороть (что я обычно и делаю).
* * *
Ну, хорошо, -- скажет какой-нибудь недобитый западоид, -- а
будет ли, к примеру, мне самому приятно, если кто-то другой напе-
чатает мою книгу под своим именем, к тому же несколько испоганив
ее содержание? На это я могу возразить следующее. Во-первых, я
никакого "брэнда" не раскручиваю (конечно же, я полагаю, что
читать меня должно быть престижно, но мне не нужны читатели, для
которых такой аспект моей писанины имеет значение). Во-вторых, я
вряд ли возьму с издателя больше, чем тот халтурщик, который
будет выдавать себя за меня. В-третьих, если никакого халтурщика
не будет, а издательство всего лишь опубликует меня без моего
ведома и не заплатит гонорара, то мне ведь достанется хотя бы
слава, что тоже неплохо, особенно к президентским выборам.
В-пятых, разработать новый дизайн сумки все-таки много легче, чем
написать книгу, и к тому же "брэнд" -- это не новый дизайн, а
"лэйбл" к этому дизайну. Нацепи "лэйбл" на любую дрянь, и в ней
станут видеть нечто превосходное. Короче, интеллектуальная собст-
венность -- это нечто весьма отличающееся от собственности на
"брэнд", и недобитый западоид (поверхностный, как все западоиды)
выбрал неудачную аналогию: поставил на одну доску результат
неимоверного напряжения одинокого выдающегося ума и результат
оболванивания огромной массы умов посредственных.
Кстати, есть разница между понятиями "прославить" и "раскру-
тить": прославить можно только за что-то значительное, а раскру-
тить -- за что угодно.
Есть, оказывается, и такие. Хуже того, я когда-то стремился
попасть в их число. Это было наивное время, когда я даже не
подозревал, какое это гнусное явление -- приабсурженная интел-
лигенция, и верил всему, о чем писалось в журнале "Наука и
жизнь". О, как мне хотелось научиться читать страницу за восемь
секунд! Я даже тренировался немного.
Быстрочтение позволяет уловить в лучшем случае тему, но не
мысль. Оно годится разве что для поиска нужного фрагмента, но не
дает уверенности в том, что ты ничего не пропустил. Впрочем, го-
раздо проще искать по оглавлению или посредством чтения начальных
предложений в абзацах, а еще лучше стараться иметь дело лишь с
такими текстами, которые заслуживают того, чтобы в них обращали
внимание на каждое слово. Кстати, бывают тексты, в которых даже
при медленном повторном чтении не уловишь не то что мысли, но и
темы.
Кто-то лет пять назад перед выборами в России, описывая "досто-
инства" известного либерального псевдоумника, якобы экономиста,
из числа сынков хорошо устроившихся в советское время папаш,
ввернул, что тот "владеет быстрочтением". Мне это тогда сильно
запало в голову, и вот я ее освобождаю. Конечно, можно было бы
поострить насчет того, что либеральный выродок, наверное, изучал
экономику методом быстрочтения, но у меня самого почти все пред-
ставления -- фрагментарные (хотя я читаю медленно и еще медленнее
понимаю), поэтому я всего лишь отмечу, что придавать какую-то
значимость быстрочтению -- значит расписываться в своей явной
глупости. Упаси меня Боже иметь общие дела с "быстрочтецами".
Едва присев, они начинают высматривать, перед кем бы демонст-
ративно вскочить. Наверное, они занимают место лишь для того,
чтобы полюбоваться собой в момент его освобождения для более
достойных. А если оказывается некому уступить, они, быть может,
плохо себя чувствуют. Не садились бы тогда уж вовсе, но ведь в
этом случае не будет эффекта от вставания, а кроме того, некото-
рые окружающие могут подумать, что у них просто чирь на заднице.
А ведь если бы не эти вскакивающие извращенцы, маразматики меньше
пёрлись бы в общественный транспорт, а значит, меньше заражали
бы там сограждан и реже портили бы мне настроение.
Когда нет возможности отличиться собственным вставанием, потому
что не довелось сесть, некоторые из этих вскакивающих нравствен-
ных уродов пробуют отличиться тем, что сгоняют с сидений других.
Они -- самые гнусные.
* * *
Вариации на тему борьбы за справедливость в общественном
транспорте:
- Уступите место пожилой женщине!
- Она пожилая, а я -- инвалид на голову.
- А почему не в психушке?
- Не знаю.
- Уступите место пожилой женщине!
- Она пожилая, а я -- инвалид на голову.
- Можете показать удостоверение?
- А зачем?! Ведь и так видно!
- Уступите место пожилой женщине!
- Она пожилая, а я -- инвалид на голову.
- А чем докажете?
- Р-р-р-р-р-р-р-р!
- Уступите место пожилой женщине!
- Она пожилая, а я -- инвалид на голову.
- А почему на свободе?
- Сбежал. И вообще, нас теперь не особо держат.
- Надо вернуться.
- Может быть.
- Уступите место пожилой женщине!
- Она пожилая, а я -- инвалид на голову.
- Не на ноги же!
- Но я буду очень переживать, если придется ехать стоя.
- А может, выдержите?
- Я даже ваше приставание едва выдерживаю, а вы говорите --
ехать стоя!
- Уступите место пожилой женщине!
- Она пожилая, а я -- инвалид на голову.
- Оно и видно.
- Если видно, нечего и приставать.
- Лечиться надо!
- Это вы о себе?
- О вас!
- Меня уже лечат.
- Что-то не заметно.
- Эта претензия не ко мне.
- Уступите место пожилой женщине!
- Она пожилая, а я -- инвалид на голову.
- Нет, вы просто хам.
- Ошибаетесь, я псих.
- А психи -- на привилегированном положении?
- Думаю, да.
- А я так не думаю.
- Дума у каждого своя. Даже у тех, у кого не все дома.
- Уступите место пожилой женщине!
- Она пожилая, а я -- инвалид на голову.
- Она тоже инвалид.
- На голову?
- Может быть. И вдобавок пожилая.
- Я бы на её месте повесился.
- Вешайтесь на своём.
- Мне-то зачем? Я же сижу.
- Но вы же псих!
- Я псих, а не дурак.
- Нет, вы ещё и дурак.
- И вы тоже.
- Уступите место пожилой женщине!
- Она пожилая, а я -- инвалид на голову.
- Можно быть инвалидом на голову и уступать место.
- Можно, но я не из тех инвалидов на голову, которые уступают.
- А вы попробуйте!
- Уже пробовал.
- И как?
- Старушка уснула сидя и пропустила свою остановку.
- А вы бы разбудили её!
_ А я уснул стоя. (Или: - А я думал, что она уснула навсегда.)
- Уступите место пожилой женщине!
- А я и есть пожилая женщина.
- А мне показалось, что вы молодой мужчина.
- Это потому, наверное, что вы псих, как и я. И у вас
галлюцинации.
- Вы, может быть, и псих, а я -- нет.
- Это еще надо доказывать.
- Вы просто хам.
- Нет, я псих. Я уверен.
- У врача были?
- Да, я даже попробовал его на вкус.
- Уступите место пожилой же...
- Ха! Бедному психу уже и в автобус войти нельзя! Обязательно
кто-то начнёт действовать на нервы. Потом снова объясняй
врачу, почему откусил пассажиру ухо. Откуда мне знать --
почему? По рассеянности, может...
* * *
Неуступание места в общественном транспорте -- это мои Фермо-
пилы или мой заскок? Всё моё нутро протестует против уступания.
Но с чего бы в самом деле? С чего?! Со стариками воевать легче?
Так я ведь не уступаю и молодым. Может, я нашёл в этом удобный,
безопасный, приятный фронт борьбы и удовлетворяю на этом фронте
свою потребность в проявлении агрессивности? Но этот фронт сущес-
твует большей частью в моём воображении, а в реальности довольно
редко возникает ситуация, когда рядом с сидящим мной оказывается
стоящий соплебрызгатель: я достаточно гибок в поведении, чтобы
такой ситуации избегать. А ведь, быть может, напрасно. Если за
моей "неуступчивостью" стоят серьёзные идеологические соображе-
ния, я должен, наоборот, искать подвига и плюхаться на сидение
перед носом у старикашек, а если им не будет понятно, какую идею
я таким образом стремлюсь выразить, то орать на весь автобус свою
любимую проповедь о мерзости старопёров, которые не только
доводят себя до маразма, но потом со своим маразмом еще и прутся
в общественный транспорт сосать энергию у трудящейся молодёжи и
разносить инфекцию. Кстати, если я выбьюсь в ваши любимцы, вы
наверняка простите мне и моё неуступание, и мои рассуждения по
его поводу, потому что вы прощаете любимцам и не такое. А если не
выбьюсь, я буду считать своё неуступание моей маленькой местью
вам впрок за то, что мною пренебрегли.
* * *
В моём мире не будет полудохлых старикашек, а будут пышущие
здоровьем пожилые люди, регулярно нагружающие свои мускулы. В
нём также не будет автобусов, в которых надо ездить стоя. В нём
вообще будет мало автобусов, потому что города станут компактными
и чистыми, и в них приятнее будет пройтись пешком, пробежаться,
проехать на велосипеде. А ещё там не надо будет почти каждый день
изощряться со всякой ерундой по восемь и более часов на работе.
Хочу в свой мир.
* * *
Бывают периоды такой тоски из-за отсутствия каких-либо успехов,
что даже сидячее положение в общественном транспорте воспринима-
ется как достижение. Чуть ли не как спасательный круг.
Ибн-Фадлан о русах ("Путешествие на Волгу"): "И если они увидят
человека, обладающего подвижностью и знанием вещей, они говорят:
'Вот этот имеет право, чтобы он служил нашему господину'. Итак,
они берут его, кладут ему на шею веревку и вешают его на дереве,
пока он не кончится."
Возможно, Ибн-Фадлан что-то неправильно понял, но хочется,
чтобы было так, как он описал. Тогда мы имели бы дело с редким
случаем надлежащего отношения к слишком передовым и переполнен-
ным фиктивным "знанием вещей" -- к тем непоседливым ребятам,
которые подзуживают других на всякие преобразования якобы ради
всеобщей пользы, а на самом деле ради того, чтобы урвать себе в
суете кусочек чего-нибудь, а потом хоть трава не расти.
Более гнусное лицемерие и более вредную глупость еще поискать.
Почему бы заодно не запретить и автоматическое оружие? Или
оружие вообще? Нет, лучше уж сразу войну целиком.
Мины калечат? Отнюдь, они спасают людям жизнь, причем далеко не
только тем из них, у кого отнимают лишь ноги. Спасают хотя бы по-
тому, что отвращают людей от войны. Даже я, насмотревшись однажды
по телевизору безногих вьетнамцев, подумал, что мой милитаризм,
возможно, местами чуть-чуть ошибочен. Кстати, было бы странно,
если бы мины не калечили, а лечили: это означало бы какой-то
дефект в их конструкции.
Далее, что для человека хуже -- умереть или лишиться ног? Если
неизменно второе, то почему так много безногих? А если иногда
все-таки первое, то зачем отнимать у солдат надежду на безногую
жизнь?
Чем ужаснее оружие, тем больше удерживает от войны сознание
возможных ее последствий. Чем "мягче" средства ведения войны, тем
больше соблазн ее начать. Но может быть, я чего-то не понял, и
некоторые добиваются запрещения мин, потому что те слишком
"мягкое" средство.
Что касается случайных жертв войны, подорвавшихся на минах,
то ведь они -- не более жесткая форма ущерба противнику, чем
жертвы ковровых бомбардировок, голода, эпидемий и прочего, что
несет с собой война.
Полагаю, что среди причин движения за запрещение противопе-
хотных мин глупость занимает не главное место. Главное -- это
потребность политиканов в миротворческом спектакле: ведь почти
в каждой стране время от времени случаются выборы -- если не
президента, то хотя бы парламента. А на втором месте, скорее
всего, стремление некоторых неполитических знаменитостей под-
держать свою популярность. Мода это у них такая -- бороться с
минами. Вдобавок всякая кампания -- это для чиновников средство
что-нибудь украсть, слетать за чужой счёт в дальние страны, а
может, даже и взятку получить в особо крупном размере. Удержаться
от таких соблазнов почти невозможно, поэтому чиновники с радостью
ликвидируют при случае не только противопехотные мины, но даже и
Кремлевскую стену, если на то пойдет.
Не я глумлюсь над детьми, лишившимися ног, а борцы с противо-
пехотными минами. Это те самые сволочи из "хорошего общества",
ради излишеств которых в конечном счете затеваются все войны.
Всякая истина сомнительна в той или иной степени. Из этого
некоторые заключают, что мыть руки перед едой не обязательно.
Как бы они ни жили, это может оказаться правильным, а значит,
можно жить как попало.
Всякая истина сомнительна в той или иной степени, но люди
распадаются на несколько довольно четких групп по признаку того,
какого рода сомнения они предпочитают.
* * *
Типы людей по отношению к своему здоровью:
1. Жизнелюбы. Жрут что попало, когда попало и как попало.
Чистить зубы избегают любят. Рук перед едой не моют из лени
либо из принципа. Почему-то много болеют и рано умирают,
но пока живы, всегда имеют наготове пример какого-нибудь
здоровяка и долгожителя из числа "своих".
2. Старательные. Обожатели необычных диет. Чем более странной
является диета и чем труднее ее придерживаться, тем больше
она их привлекает. Руки перед едой обычно моют, но неохотно,
потому что в этом нет никакой странности. Если бы существовал
странный способ мытья, то наверняка использовали бы его как
можно чаще. Болеют много и странно. Умирают по-разному.
3. Дураки. Верят медицине и портят себе жизнь ограничениями в
питании. Моют руки при возникновении малейшей в этом
потребности. Болеют нечасто, но это ничего не значит, потому
что любой может вспомнить какой-нибудь случай преждевременной
смерти чистоплюя.
Который сезон держится в моде легкая небритость лица: мужички
то ли бороду неделю как отпускают, то ли не могут неделю бритву
из починки забрать. Видок получается, как у подзаборного бомжа.
Или как у зека, который сбежал из сибирского лагеря и уже
добрался до города, но еще не добрался до бритвы. В общем,
романтический такой образ получается. Правда, не соответствующий
содержанию: делать себе незаслуженную щетину -- почти то же, что
цеплять на себя чужую медаль или надевать униформу, к которой не
имеешь отношения.
* * *
Мода на маленькие фигурные бородки наверняка пошла от мужчин,
обделенных волосатостью, то есть, можно сказать, от кое в чем
неполноценных. Потому немного смешно видеть, как нормально
обрастающие мужички выбривают себе полбороды, чтобы походить на
тех, кто хуже их качеством.
* * *
Макс Нордау о вырожденцах:
"...они дают полную волю своей фантазии в прическе. Один укра-
шает себя короткими завитками и разделенною на два клина волнис-
тою бородою Луция Вера, другой стрижет только середину головы,
оставляя по сторонам вихры, и носит тонкие, торчащие, как у
кошки, усы японского какемоно; соседа же его украшает бородка a
la Henri IV; далее вы видите взъерошенные, щетинистые усы ландс-
кнехтов Ф. Брюна или энергическую бородку стрелков на 'Ночном
дозоре' Рембрандта и т. д."
"У всех этих людей есть одна общая характеристическая черта --
они не хотят быть самими собою, не довольствуются тем, что дала
им природа, восполняя ее дозволенными средствами соответственно
истинному их типу, а стараются воплотить в себе какой-нибудь об-
разец искусства, не имеющий ничего общего с их собственным обли-
ком или часто совершенно противоположный ему..." ("Вырождение",
гл. "Конец века" / "Симптомы болезни")
Едва только покажется травка на клумбе, прибегает какой-нибудь
недоумок с лопатой и начинает переворачивать землю. Мало того,
что он травку уничтожает заодно со всякими мелкими обитателями
почвы, так вдобавок вскопанная земля оказывается мощным источни-
ком пыли. Но некоторым свежевскопанность радует взгляд. Они
чувствуют себя облагораживателями территории. Они достигают
успокоения души и, возможно, даже видят себя уже в раю.
Едва только протопчут граждане тропинку на газоне, чтобы ходить
по прямой, а не зигзагами, тут же какой-нибудь недоумок с лопатой
пробует своим вскапыванием преградить им прямой путь. Лучше бы
тропинку замостил, сволочь.
Другая ипостась вскапывателей клумб -- подстригатели газонов.
Как только одуванчики (растения, умиляющие меня свой скромностью
и непритязательностью) развернут свои желтые цветки, какие-то
благонамеренные ничтожества направляют мужиков с газонокосилками
уничтожать эту кормовую базу шмелей и бабочек.
Какой-то там герой в каком-то там фильме (ничем иным не
застрявшем в моей памяти) в ответ на "Попробую" сказал: "Надо
делать или не делать, а пробовать не надо". Это прозвучало как
жизненный принцип, поэтому меня зацепило.
Во-первых, человек пробует, чтобы собрать дополнительные сведе-
ния о ситуации. Он даже может попробовать не один раз, а несколь-
ко: разными способами и/или в разных местах. Обычно это позволяет
принять более правильное решение.
Во-вторых, очень важной является способность вовремя понять,
что идешь не туда, и набраться сил сказать себе "хватит", даже
если ты вначале был уверен, что не пробуешь.
В-третьих, иногда лучше пробовать, а иногда лучше не пробовать,
и в первом случае терпят убыток непробующие, а во втором -- про-
бующие. Разобраться в том, когда надо и когда не надо пробовать
-- это важный компонент "искусства жить".
В-четвертых, плодить глупые, но хорошо звучащие афоризмы -- это
совсем нетрудно: всякие относительные истины выдавай за абсолют-
ные -- и непременно произноси их с апломбом. Соль -- в нем. С
апломбом даже безусловная ложь может сойти за великую истину.
Есть множество западных фильмов, в которых показывается, как
женщина в муках рожает, да порой еще и не человека, а чудовище.
А зачем? Чтобы привить девушкам страх перед родами и тем самым
снизить рождаемость? Так она на Западе УЖЕ оказалась на том
уровне, при котором не обеспечивается воспроизводство населения.
А почему надо сквернословить с экрана? Потому что сквернословят
"в жизни"? А по-моему, наоборот -- в довольно значительной
степени: сначала воспринимают какую-нибудь гадость из кино, потом
повторяют её "в реале".
Какая-нибудь совсем нехорошая форма поведения присутствует где-
нибудь лишь в зародыше, а реалист уже тут как тут: ведь наивысшая
степень реализма -- разглядеть слабую тенденцию и прибегнуть к
гиперболе. Конечно, он старается защищить от этой формы поведения
общество: все должны знать, что она собой представляет, иначе
могут нечаянно к ней придти. Конечно, мерзость показывается с
осуждением, но не очень явным -- чтобы не раздражать зрителя
нравоучениями. Чем больше мерзости в фильме, тем он эффектнее,
а значит, его посмотрит больше народа. Когда некоторый уровень
мерзости приедается зрителю, приманить его к экрану можно только
еще более высоким уровнем мерзости. Но к этому времени реальность
"подтягивается" по уровню мерзости к кино, так что и этот новый
уровень оказывается вполне "реалистическим". Чем такой процесс
может кончиться? Варианты:
1. Разделением культуры на мерзкую и здравую. Расколом общества
на пуритан и дегенератов. Гражданской войной.
2. Революцией, вроде национал-социалистической в Германии.
3. Полной деградацией общества и впоследствии его гибелью.
По-видимому, так закончила своё существование Римская империя,
хотя ещё не было реалистического кино.
Я, наверное, в глубине души садист, потому что люблю помечтать
о том, что я сделаю с рекламодателями и рекламоизготовителями,
попадись они в мои грязные руки.
Я привяжу каждого из них на пару суток к стулу перед телеви-
зором, по которому будет всё время показываться в записи набор
самых гнусных рекламных "клипов". И сделаю звук погромче -- как
у моих соседей. И, конечно же, приму меры к тому, чтобы "жертвы
рекламы" не имели возможности отвернуться или закрыть глаза.
В качестве еды я буду давать им сухой корм "Педигри-палп",
одобренный лучшими собаководами, а вместо питья -- томатный
кетчуп "Балтимор" с повышенным содержанием эмульгаторов, стаби-
лизаторов, консервантов и красителей, идентичных натуральным.
А если они не захотят сносить всё это молча и начнут орать
что-нибудь про "двигатель прогресса" и про моё "право не
смотреть", я включу режим прижигания их электрическим током на
каждой попадающейся в "клипах" фразе "доверьтесь профессионалам",
"золотая коллекция", удивительный вкус", "бездна удовольствия" и
т. п.
После двух суток такой терапии эти негодяи -- если выживут --
наверняка станут шарахаться не то, что от телевизора, но даже от
выключенного холодильника. А при слове "реклама" у них будет
случаться эпилептический припадок.
Кроме того, они уже не смогут даже смотреть на кофе "Грант",
тем более -- пользоваться подгузниками, хотя будут писаться от
одного лишь вида гигиенических прокладок. От зубной пасты у них
будет случаться тяжёлая рвота, если эта паста хотя бы цветом
тюбика окажется похожа на Blend-a-med. Некоторые из них, навер-
ное, даже вступят в коммунистическую партию и организуют в ней
левое террористическое крыло, которое будет бороться с телевизи-
онными ужасами капитализма непосредственно и очень жестоко.
Я искренне и щедро желаю сдохнуть всем моральным уродам, при-
частным к телевизионной рекламе. В моменты наибольшего накала
моей ненависти я желаю сдохнуть также их близким родственникам,
а вдобавок всем, кто считает, что я не должен желать сдохнуть
вышеперечисленным категориям. Но вы, конечно, можете думать, что
мне всего лишь хорошо заплатили акулы похоронного бизнеса.
* * *
Вдобавок ко прочим своим преступлениям рекламщики -- ещё и
воры: они воруют не только моё время и мои силы, затрачиваемые
на изоляцию сознания от их словесного поноса, но также и мои
деньги напрямую: когда я приобретаю какой-нибудь товар, мне
приходиться оплачивать и сопровождавшую его рекламную кампанию.
Я стараюсь не покупать широко рекламируемых товаров, но так как
я избегаю воспринимать рекламу, мне зачастую трудно судить,
насколько сильно рекламировали тот или иной товар, и какая доля
цены обусловлена качеством товара, а какая -- назойливой
болтовнёй про качество.
Это того же пошиба отбросы общества, что и большевики, взры-
вавшие храмы и сдиравшие двуглавых царских орлов с фасадов.
Борцы с символами.
На символах сосредоточивают свои усилия обычно те, кто не
рискует сталкиваться с живым противником. А еще демонстрирую-
щие начальникам своё рвение. А ещё психически ненормальные,
которых символ врага бесит не меньше, чем сам враг.
Для великодушного воина, уверенного в своих силах, символы
побеждённого врага -- это лишь памятники истории и трофеи,
объект проявления любопытства.
Натворив беспорядка (или хорошо изучив натворённый другими),
они превращать его в порядок не собираются или не в состоянии.
Между тем, положение коллективных дел не должно зависеть от
выдающихся способностей отдельных личностей. Должно быть так:
человек вдруг умер, а работу продолжают делать, как будто ничего
не произошло.
Я ненавижу незаменимых людей и сам тщательно избегаю оказаться
незаменимым. Последнее -- не только потому, что хочется быть
всегда готовым уволиться, но также потому, что мне противно
ставить других в зависимость от себя.
Они являются источником всякого шума: кричат, плачут, требуют,
громко излагают свои примитивные взгляды на жизнь, стучат, скри-
пят, шелестят, бряцают, а также топчут траву и разносят всякую
заразу грязными ручонками. Когда они оказываются по соседству --
в общественном транспорте, в доме отдыха, на пляже и т. п. --
начинаются мои мучения. И не только мои, но и всякого человека с
чувствительной психикой, имевшего несчастье оказаться рядом с
малолетними производителями звуков.
Как попало зачатые прокуренными парашками-мамашками, вскармли-
ваемые всякой дрянью с консервантами и пр. и воспитываемые дурац-
ким телевидением, они легко перевозбуждаются и впадают в слабоуп-
равляемое состояние, так что даже поджопники и подзатыльники не
могут их успокоить. Большинство из них вырастет, как водится, в
моральных уродов, зазря уничтожающих биосферу, и я совершенно не
вижу основания для того, чтобы не шмякать их превентивно гловами
об стенку ещё в раннем возрасте.
Крикливые гадёныши начинают напрягать меня в среднем уже с рас-
стояния 10 метров, а когда они от меня ближе, чем на 2 метра,
лучше кому-то держать меня за руки. Одного гадёныша на 1000 куби-
ческих метров воздуха бывает достаточно, чтобы отравить моё пре-
бывание в этих же 1000 кубических метрах, а занять какие-то дру-
гие метры другие ведь не всегда бывает возможно. И почему для
сраных инвалидов-колясочников создают особые условия, а для людей
с чувствительной нервной системой -- нет?! Мне что -- надо непре-
менно убить какую-нибудь малолетнюю сволочь вместе с сопровождаю-
щими её лицами, чтобы привлечь общественное внимание к проблеме?!
Я не желаю терпеть соседство вашего сопливого "будущего" хотя бы
потому, что в своё время не вынуждал кого-то терпеть соседство
моего (моё "будущее" как-то переросло самый противный возраст без
полётов в самолётах и без поездок в поездах, да и вообще было не
особо вопючим и визжучим).
Справедливости ради замечу, что малолетние плебейчики в сравне-
нии со своими папашками нередко оказываются всё-таки почти анге-
лами: не воняют табаком и сивушными маслами, не матерятся, не
лапают "тёлок", не смердят выхлопными газами, а только орут,
стучат, загромождают проходы своими колясками или путаются под
ногами, так что можно нечаянно прибить их дверью или придавить
чемоданом.
Полезных веществ в грибах мало, а риск отравиться ими или хотя
бы слегка подтравить себя довольно велик. Во всяком случае, он
гораздо больше, чем при поедании, к примеру, помидоров. Далее,
отравление тёщи грибочками -- это популярная в народе тема шуток
и анекдотов, тем не менее, вновь и вновь уплетают тёщи грибочки,
а потом любуются в зеркале на свои счастливые облезлые физионо-
мии.
По-моему, главное, что привлекает грибников в грибах, -- это
не вкус, а то, что они -- ДОБЫЧА: пришёл, понимаешь, в лес и
просто взял под деревом. И тащишь потом домой на зависть другим
плебеям.
Кроме того, грибные наезды на лес -- это ещё одно оправдание
покупки автомобиля.
Ну, радует, правда, то, что 80% отравлений грибами заканчива-
ется смертью. А ещё грибников иногда охотники подстреливают. А
ещё змеи и энцефалитные клещи их кусают.
* * *
О том, почему такая малость, как пристрастие к грибам, вызывает
у меня столь резкое неприятие. Причина, наверняка не столько в
ней, сколько в других вещах, с которыми она коррелирует: а именно
с беспечностью, с настроенностью тащить побольше из леса в дом и
с манерой шляться по тем самым чащам, в которых я ищу лишь уеди-
нения. И хорошо ещё, если эти грибисты вдобавок не бросают тлею-
щих окурков и не срут где попадя, а преимущественно на тропинках.
Вообще, нечего вам делать в моих лесах. Брысь!